Кристин проснулась от писка микроволновки. Протерла глаза, посмотрела в окошко – было уже темно. Ох нехорошо, она проспала и ничего не приготовила на ужин. Ну, может, оно и к лучшему, а то бы опять что-нибудь спалила, как в прошлый раз.
Она быстро выползла из-под одеяла и покрутила головой. Голова не болела. Можно было выползать и показаться Огюсту, вот она, все в порядке. Должно быть, она сегодня перегрелась на солнце. Хотя может быть, она просто переволновалась, так с ней тоже бывает, голова болит от волнения. Но таблетке все равно, от чего болит голова, таблетка просто берет – и лечит.

Кристин зевнула, завернулась в покрывало на манер сари и, не зажигая в комнате света,  вышла в коридор, шлепая босыми ногами. Брат уже был на кухне. Кристин привычно помедлила на пороге, пытаясь угадать, в каком он настроении. На самом деле, от его настроения мало что зависело. И в добром расположении духа, и в мрачном он напрасно рук не распускал, часто говорил непонятно, был с ней терпелив и ласков. Но все равно лучше все новости сообщать ему, когда он в духе.
- Привет, - тихонько пискнула из-за двери и зевнула, клацнув зубами. – Ой. Извини, я все проспала. Хочешь, я сделаю тебе чай? Хочешь, сделаю чай по-монгольски? Я на этот раз ничего не перепутаю, будет вкусно… У тебя все хорошо?

Отредактировано Christin (2017-03-04 16:35:52)

Кристин недоуменно похлопала еще сонными глазенками, оглянулась к двери, с минуту смотрела, соображая, что брат имеет в виду.
- Я не забыла! – сказала виновато. Ну да, она иногда забывала. Сейчас уже все реже. – Они у меня на столе лежат. У меня на сандалиях порвался ремешок, я хотела приделать. Помыла их… а клей не нашла. Стала думать, что делать. И у меня разболелась голова. Ты же знаешь, она совсем не любит думать. И я думаю, не надо пока новых покупать, я просто второй ремешок оторву и буду носить как шлепанцы. До первой зарплаты. Я сегодня пересдала эту тупую античную литературу. Правда-правда, на «хорошо». Правда вся запуталась. Я, честно говоря, именно «Дафниса и Хлою» не дочитала, бросила на середине…
Она все-таки открыл шкаф и достала оттуда маленький брикетик прессованного чая, который очень любила, и стала отпиливать от него кусочек. Походу поставила еще и чайник.
- Ну ладно, честно – в начале еще бросила. Там же такие сопли с сахаром – сюси-пуси, беее… Потом правда появятся пираты, но я не доживу до пиратов, у меня глаза лопнут. Ну вот, и мадам Зима как раз у меня этот роман и спросила. А я только самое начало читала. Нет-нет, я есть не буду, я только чай попью. Ты ешь. И я стала сама придумывать, что там могло быть. Ну, в учебнике сказано про пиратов там, я и загнала про пиратов. Мадам Зима слушала-слушала, заслушалась. Потом так прокашлялась и говорит. Ну, мадемуазель Тома, я вижу, что книгу вы читали, только не вполне разобрались в сюжете. – Кристин фыркнула. Она бы еще раньше, сразу, рассказала бы Огюсту про кафе, но про пересдачу тоже важно. – Ну вот. Я сдала теперь все. И у меня всего три «удовлетворительно». Алгебра, химия… химия… а, и основы экономики. Это мрррак, понимаешь, ты учил основы экономики? Меня сразу тошнит на этих уроках.
Она отрезала кусочек масла и положила его в чашку. Потом приправила чай солью и перцем.
- Ну вот, я все сдала и решила, что пора мне перестать сидеть у тебя на шее. Хотябы летом. Не возражай мне, хорошо? Потом возразишь, я сперва договорю. И я уже договорилась. Буду работать в одном кафе. Там подают кофе и коктейли. Это приличное заведение, на хорошей улице. И полицейский участок всего в квартале, если что. Только там работа с шести часов вечера и допоздна. Но это и хорошо. Я смогу еще где-то поблизости устроиться пол мыть и тогда всю ночь я буду на работе, а утром уже засветло возвращаться домой. И ты не будешь волноваться. Я все продумала.

Реакция была самой бурной. Кристин развернулась от плиты, на которой пыталась заварить свой любимый чай по-монгольски, как её научили еще в Лос-Анжелесе знакомые корейцы, и выразилась сначала по-корейски. Вышло резко, слишком коротко и вообще непонятно. Тогда, чтоб было понятнее, она выразилась по-итальянски, прибавив характерную жестикуляцию. «Я тебе кто? Дурочка с улицы?..» - так примерно можно было перевести то, что она сказала. Не задумываясь, без малейшей паузы, перешла на французский.
- Ты что меня обманываешь? Какая хорошая учеба? Это Жастин хорошо учится. И Лиз. И даже Жизель, у которой всего одна тройка, еще можно сказать – хорошо. Ты что, подумал, что мне не в чем ходить, и я у тебя цыганю деньги?
Молоко на плите поднялось и побежало, и Кристин опять зашипела по-корейски.
- Да чтоб ты знал, у меня еще есть кеды, те красные, я их заклеила и зашила, и в них будет даже удобно работать, потому что придется много и быстро бегать. Не смей мне даже ничего давать, а подаришь, я в Сену выкину.
Она ловко убирала молочные разводы на плите. Но чай был испорчен, опять не такой вкусный выйдет, вечно она отвлекается. А ведь это была одна из немногих вещей, которые она готовила неплохо, если не сбегало молоко.
- Я же сказала, что все продумала. Это недалеко от колледжа. Район знакомый. Туда девочки иногда заходят потрепаться. Я не ходила раньше. А потом зашла, из интереса. Там знаешь как здорово, я бы там поселилась и стала духом кафе. Так вот, там рядом колледж и Молодежный центр с библиотекой и вай-фаем. Ну, помнишь? А через дом – «БонАпАрт», вспомнил? Я могла бы ходить в читальный зал. У меня большая программа на лето. Я хочу прочитать всего Дюма, всего! И мне уже отложили про египетские пирамиды. В общем, могу и экономику там читать, там кондиционер и кофе дешевый, а если помогать библиотекарю расставлять книги, то вообще бесплатно чаем поят и печеньками угощают. Вот, а кафе рядом. Я все равно стала бы работать, а тут сложилось все вместе, как пасранс… парсанс… как карты, одно к одному. И тебе лучше будет, если я хоть иногда по ночам работать буду. Отдохнешь без меня. Девушку найдешь, красивую, хорошую. Выдохнешь уже, наконец. Теперь я буду о тебе заботиться!

- Дурак, больной на всю голову, - пробурчала Кристин по-корейски. Но поскольку она часто это говорила и несколько раз объясняла брату, что какое слово значит, то смысл её ворчания не был для него загадкой.
В то далекое время, когда она понятия не имела, что у неё есть брат, жила одна в огромном мегаполисе, добывала себе еду в стальных джунглях, пряталась по подвалам и канализациям от полиции, отчего-то мечтавшей непременно её заполучить и сделать из неё счастливую игрушку для каких-нибудь тупых богатых придурков, она водила дружбу с разными людьми. В основном с теми, кто не пытался осчастливить её крышей над головой и возвращением в систему. Совсем крохой она прибилась к небольшому дешевому ресторанчику «Ким-чи», подружилась с хозяйкой и заключила с ней взаимовыгодный союз. Она бегает по поручениям, рассказывает ей сплетни, помогает иногда с доставкой, раздает на улицах листовки, а та её кормит и прячет от полиции и соцслужб. От Ким Су Ок она научилась варить чай по-монгольски, есть острую пищу, пользоваться палочками для еды и понимать и немного читать по-корейски. Потом Су Ок внезапно и тяжело заболела и была вынуждена передать дело старшему сыну. Тот начал с того, что разорвал устный контракт и сдал мелкую соцработникам. Те девочку отмыли, вывели вшей, стали лечить от гастрита, походу помогали ей вспомнить латиницу. Не выдержав жестокого обращения, а особенно – водянистую кашу и сладкий чай, Кристин сбежала… на восьмой раз это у неё получилось. Спрятаться удалось в итальянском районе. Там она научилась ругаться намного жестче, с жестикуляцией, длинными раскатистыми фразами. Если подумать, то некоторые из них она не знала бы, как верно перевести на французский без потери всего смысла. Там к гастриту прибавились пара сквозных пулевых царапин, шрамы от ножевых ран, три сломанных ребра, умение сначала бить морду, а потом думать, надо ли, и огромный репертуар из современной итальянской эстрады. Её прозвали Сонорой и охотно приняли в большую семью, ожидая, что из маленькой шумной разбойницы в скором времени вырастет полноценный член банды. Но сильно вырасти она не успела, а банду почти всю взяли за наркотики и оружие. Сонору снова определили в приют. Как оттуда сбегать, она уже знала…
К тому времени, как её нашел большой и бородатый незнакомый мужик, назвавшийся братом, она уже основательно забыла родной язык, зато пела по-итальянски, цитировала обрывки Конфуция по-китайски, читала рэп с африканским акцентом, отлично отбрехивалась по-испански и корейски, и терпеть не могла правильный английский. Ну и опять – аппендицит, гастрит, вши, начинающийся кариес…
- Засунь эти деньги себе… - она не стала договаривать, но поскольку фраза была сказана по-итальянски, было ясно, что засунуть деньги она предлагала в задницу, куда же еще! – Что ты со мной, как с маленькой? – это уже по-французски и почти с нежностью. – В Америке когда детям исполняется восемнадцать, их отправляют в белый свет – живи как хочешь. А ты все со мной возишься. Смотришь, чтоб не обидели.
Она поставила на стол чашку с испорченным чаем и все-таки цапнула маленький кусочек пиццы. Села, но есть не стала, посмотрела строго и очень серьезно.
- Быстро говори, у тебя есть любовница? Ну, хотя бы любовь? Или может… как это говорят… планы? Так вот, если за лето не обзаведешься, я сама тебе найду. Страшную и злую, если тебе так больше нравится, извращенец. Есть у меня одна на примете…

- О, конечно! – охотно заверила его Кристин – и тут же прикусила язычок. Потому что дальше – что бы она сказала, если бы вовремя не спохватилась? А вот что: Да, конечно, хоть сейчас, ей как раз негде жить. Она совершеннолетняя, прекрасная, необычная, у неё потрясающие глаза, в которых можно утонуть счастливой, два ворона, бобер и фантастическая трубка. У неё нет документов и на минуточку она из другого мира и живет на заброшенной стройке. После этого Огюста уже не заинтересовала бы ни высокая грудь, ни пышные волосы, ни подтянутая фигура Хель, он бы просто сдал бы сестренку в дурдом (исключительно из милосердия) и пошел бы разносить в мелкую крошку все заброшенные стройки Парижа, начав с ближайших. Ну, хорошо, может быть не один, а с ударным отрядом Инквизиции. – Только, знаешь, я сначала подожду твою… девушку.
Она примолкла и задумалась над тем, что только что говорил Огюст. Гас… она называла его на американский манер – Гас. Он это не любил, и она вслух говорила по-другому. И почти никогда не сбивалась, только если нарочно хотела его позлить. Напрасно! Все равно он не велся на это, и её убогие попытки задеть его пропадали зря.
Так вот, он сказал – кто с самого рождения рос в тепле. Кристин жевала пиццу, запивала её чаем из своей чашки и думала, и даже не заметила, как стала говорить вслух.
Она думала, что всегда свысока смотрела на таких, что росли в тепле. Пусть бы даже и не в достатке. В тепле. Если бы она с рождения жила не одна, а с братом? Она была бы совсем другой. Может быть, умнее. Может быть, капризнее, как Лиз или Жастин, вечно недовольные предками. Но важно совсем не это.
- Когда все пошло не так? Ведь когда наши родители встретились, они не планировали, что их дети будут расти без них, питаться с помойки и вычесывать вшей? Они наверняка думали, что их дети будут самыми счастливыми. Мечтали, что мы станем, может быть, врачами. Или… не знаю… может быть, адвокатами. Мама пела, ты говорил. Может, она думала, что мы станем актерами и будем ходить по красным дорожкам и потрясать Оскарами? И сами они жили в тепле. Потому что если бы жили под мостами, то никогда не позволили бы нам повторить это. Я вот никогда не позволю. Я лучше никогда замуж не выйду и никого никогда не рожу, чем допущу, чтоб мои детки так жили. Почему им не жилось счастливо? Я бы хотела быть волшебницей, вернуться во времени, туда, где меня еще нет, а ты есть, прийти к маме и сказать – береги его сильно-сильно, не отпускай от себя, лучше не рожай меня, если денег мало, не надо. Ай!
В голову резко вошла невидимая спица. Как всегда, когда она слишком много думала и умом старалась понять что-то непосильное, что-то сверх простых  вещей типа сегодняшнего дня или книжных переживаний. Прострелило, напомнив, где её место, и отпустило. Кристин потерла пальцами висок.
- Извини, - сказала смущенно. – Я просто часто думаю про это.