Самым ужасным было то, как быстро всё вырвалось из-под контроля.
Валентин проводил всё больше времени с Кругом, и всё реже удавалось ему хотя бы самому помнить, для какой истинной цели он собирает верных охотников, помнить, кто его настоящий враг. Этим людям нужен был харизматичный лидер, уверенный в их правоте - не посидеть на лавочке собирались и не новый дизайн стило готовились ввести. Валентин и сам должен был, начиная собрания, верить в то, что говорил, а говорить приходилось вещи довольно-таки нелепые. Грядут Соглашения, и ну куда это годится, чтобы Охотники делали Нижний мир своими братьями, называли равными. Конклав с ума сошли со своей толерантностью, разогнать их к чертям.
Они нужны были Валентину - все эти болваны с комплексами неполноценности, и бессмысленно жестокие воины, и случайные мстители, не простившие Нечисти смерти членов семьи. И он говорил с ними, показывал, что верит в величие нефилимов, о котором просто нужно напомнить, подтверждал, что и сам не менее жесток, что не будет стоять в стороне, что принимает на себя ответственность за смерти Нечисти от рук членов Круга. Они верили ему.
Они верили, а друзья, редкие близкие по духу люди, смотрели со всё большим подозрением. Они верили тоже, и хотя кредит доверия к Валентину как к лидеру был достаточно объемен, хотя они прекрасно понимали, что толпе нужны простые идеи, некоторые из них начинали понимать, что что-то идёт не так.
Люциан, конечно же, был среди них. Парабатаи чувствуют друг друга так, как не чувствуют братья по крови, и сокрытое глубоко в душе Валентина ощущение потери контроля Греймарк не мог не уловить. Валентину решительно не хватало времени на то, чтобы поговорить с ним, Лайтвудами, Элдертри или Джослин о том, чего они на самом деле добиваются, о том, куда катится их общее дело.
Впрочем, с Джослин говорить о деле, Конклаве и Круге в настоящий момент не представлялось возможным. И, если честно, дела в Круге были в половину не так безнадёжны, как последствия эксперимента с Джонатаном, пусть Моргенштерн и был слишком увлечён политикой, чтобы это осознать и заметить. Валентин и сам уже не знал, где именно совершил ошибку, а где был прав и что стоит продолжать. Он обратился к высшему демону за кровью. Он, разумеется, начал эксперименты с самого себя и пережил их. А всё, что нас не убивает, делает нас сильнее. Лилит обладала уникально объемной историей ошибок и провалов, но Валентин поставил на ангельскую кровь, и ставка сыграла. Он, как ему показалось, правильно разгадал проклятье мертворождения детей Лилит, и не ошибся. Джонатан родился живым, здоровым и крепким малышом. Он не был ни капризным, ни болезным, и в серьёзном и как будто осознанном взгляде чёрных глаз сына Валентин видел будущего сверх-охотника, живое воплощение его мечты. Их мечты, - ведь Джослин всегда была на стороне Валентина. Слушала, соглашалась, иногда предлагала свои пути. Ей он доверял, к её словам всегда прислушивался. Так почему же решение экспериментировать над их сыном Валентин принимал в одиночку? Он убеждал себя, что всё дело в Лилит и её проклятье, что Джослин обязательно должна верить, что Джонатан - её сын. Так ли это было на самом деле? У Валентина не хватало разумности и, возможно, смелости, чтобы докопаться до истинной причины своего молчания. Ведь где-то, на подсознательном уровне, он принял это решение и не собирался ставить план под угрозу.
И всё же что-то определённо пошло не так. Джослин мучили кошмары, и у него не выходило успокоить её, как это бывало прежде - всем охотникам снятся ихор и сталь, но сны Джослин, вызванные кровью Лилит, были чем-то значительно большим. Дозировка была рассчитана тщательно, приём в пищу не должен был вызвать необратимых изменений в сознании Джослин, но от временных никто не защищён. Один Люциан знает, чего стоили самому Валентину инъекции, да и то лишь смутно представить может по тени отдачи, что сам ловил. Джослин мучили кошмары, но к этому Валентин был готов. Чего он не мог понять, так это странных реакций жены на их сына. Не мог даже уловить, говоря откровенно, самой сути проблемы, не представлял даже примерно масштаба. Он знал о таком понятии, как послеродовая депрессия, знал, что иногда нарушение гормонального баланса приводит к серьёзным изменениям в настроении женщины. Но одно дело прочитать общие слова в книге, и другое - видеть пустоту в глазах любимой жены. Пусть и одержимый Идеей, пусть по самую блондинистую макушку увязший в делах Круга, Валентин не мог не замечать изменений, происходящих с Джослин. Что ему следовало делать? У охотников всего один способ справиться со всеми стрессами - убивать демонов. Но Джослин была слишком слаба физически, да и кто бы пустил молодую мать рисковать собой без необходимости. Следуя логике "делай то, что делаешь всегда, и время всё исправит", Валентин действительно старался воссоздать их жизнь до рождения сына.
В тот вечер он вернулся с собрания Конклава, на которых давно научился сидеть молча. Снова говорили о Соглашениях, и было это так однообразно, что и вынести с очередного совещания, казалось бы, было нечего. Но охотники постепенно привыкали к самой мысли о новом союзе с Нечистью, уравнивающем их права. И Валентин не мог не понимать, что через каких-нибудь полгода документы будут подписаны. Так и работал Конклав - однообразным и рутинным регулярным повторением одних и тех же идей консервативное общество приучали к новым идеям. И Валентин знал - у него есть не больше двух месяцев, прежде чем Кругу будут необходимы какие-то активные действия от него по саботажу Соглашений или подготовке переворота.
- Думаю, уже десяток-другой охотников как минимум рассматривают Соглашения как разумный вариант развития отношений с Нижним миром, - закончил он спокойный рассказ о собрании, которыми привычно сопровождал ужин с тех самых пор, как Джослин перестала посещать Гард. О предстоящей встрече с Кругом говорить не хотелось, и Валентин позволил себе опустить эту часть их привычного общения, в последнее время всё больше напоминавшего монолог. Вместо этого он собрал посуду и подошёл к жене, опустил руки на её плечи и позволил спокойной радости, неизменно возникающей при взгляде на Джослин, проступить на его лице и в интонациях. - Как прошёл ваш день? Вы с Джонатаном хорошо себя вели? - вопрос подразумевал крайне вялую шутку, ведь Джонатан был слишком, по мнению Валентина, мал, чтобы хоть как-то себя вести, а вопросы хорошего поведения Джослин едва ли могли обсуждаться в контексте материнства, но ничего больше Валентину в голову не пришло. Он скучал по своей семье, когда уходил из дома, и действительно хотел бы услышать от Джослин любой рассказ, но как давно она не рассказывала ему историй? Как давно их жизнь катится куда-то по дороге, вымощенной благими намерениями, и как скоро Валентин это заметит?
[AVA]http://savepic.ru/13296208.jpg[/AVA]
Отредактировано Valentine Morgenstern (2017-03-20 01:47:53)
