Карамону нравилось слушать объяснения Рейстлина, так как тот говорил терпеливо, а самое главное понятно, ну почти как учитель, который действительно хочет, чтобы у ученика что-то отложилось в памяти. А еще Карамон не чувствовал себя ущербно, когда его брат при объяснениях забывал про привычную язвительность.
Его собственная душевная боль притупилась и отступила перед чувством того, что он может быть как-то полезен своему близнецу, и не важно, что задача была крайне простой. Здоровяк моментально поднялся на ноги:
— Да, конечно, Рейст, — отозвался он и отправился на кухню.
Там он набрал воды в котелок, повозился с очагом, разводя огонь, по пути заметив, что в его отсутствие брат приготовил ужин. Это только улучшило настроение. Нет, ему по-прежнему было не по себе, а где-то в груди продолжало ныть и болеть, стоило только вспомнить сегодняшнее утро, но великан был рад отвлечься, а также найти хоть какие-то знаки, что всё у них с братом будет как прежде, и что страшные, обидные слова забудутся, а он, Карамон, больше никогда не причинит Рейстлину боль.
Поставив воду кипятиться, юноша вернулся к брату, полностью увлеченному ушастым зверьком. Он пару мгновений задержал взгляд на лице близнеца, которое видел в профиль. Лицо Рейста изрезали знакомые морщинки, говорящие о сосредоточенности и серьезному подходу к делу.
— Вода греется. Покажи, как держать, — попросил Карамон.

Карамон взял кролика так, как ему показал брат. Его руки держали зверька крепко, но на при этом аккуратно и бережно. Это он умел, не смотря на то, сколько раз эти руки становились виновниками бытовых катастроф. При этом, юноша забавно зажмурился, зная, что кролик сейчас будет пищать, но понимая, что такие меры просто необходимы, хоть зверька и было жалко. По-другому просто никак, Карамон это знал.
Когда все прекратилось, здоровяк выдохнул с таким облегчением, будто это ему вправляли сустав, а не кролику. Он открыл глаза, и приподняв малыша за загривок, как и объяснил ему Рейстлин, придержал снизу под лапками и почти инстинктивно прижал к груди. Кролик, казалось, совсем смирился со своей судьбой и даже не думал трепыхаться, разве что нервно подергивал носиком. Рассеянно оглядевшись, Карамон припомнил, что у них в кладовке должен найтись подходящий ящик, который мог бы временно стать кролику домиком, пока юноша не раздобудет что-то получше. Где-то там же должны быть остатки соломы, которой они затыкали щели в стенах и крыше. Кивнув сам себе, здоровяк направился в кладовку.
Устроив зверька, и убедившись, что стенки ящика достаточно высокие, чтобы тот, хоть и с больной лапкой, случайно не удрал, Карамон вернулся на кухню, послушно вымыл руки, и уселся на свое место, наблюдая, как Рейстлин накрывает им на стол. Что ж, у них явно случилось перемирие, хоть и извечно доверчивому и всепрощающему Карамону до сих пор было не по себе. И все же, Рейстлин ждал его, ждал абсолютно точно, ведь приготовил же ужин, и даже не прикасался к нему, пока брат не вернулся.
"Он просто не подумал, вот и..." - великан заткнул свою мысль на пол пути. Рейстлин и не подумал? Как бы не так. Да и с горяча он мог бы многое наговорить, о том, какой Карамон тупой и бестолковый, да даже из дому уйти от обиды на старшего, но чтобы так от него отказаться...
Вся уверенность, приобретенная по пути к дому, улетучивалась, хотя, казалось бы, спокойствие младшего должно было дать надежду, что все это была одна большая ошибка, недопонимание, что часто случалось между столь непохожими братьями. Карамон бросил взгляд на спину Рейстлина. Ему вдруг захотелось, чтобы брат обнял его, хоть он и знал, что тот не слишком склонен к такому проявлению чувств. А еще, теперь он боялся, что может сделать что-то, что снова станет поводом для хлопка дверью. Но молчание его просто убивало, он очень хотел, чтобы Рейстлин продолжил ему что-то объяснять, пусть даже, явно намекая на его тугодумие:
- Рейст, я тут вспомнил это, одну весеннюю ярмарку, там фокусник доставал кролика из пустого ящика. Ты вот, смог бы так же?

Отредактировано Caramon Majere (2017-04-17 21:20:04)

Какое-то время они ели молча, и Карамон даже смог отвлечься на еду, хоть и привычный ему богатырский аппетит всё еще не спешил к нему возвращаться. И все же, целый день на воздухе давал о себе знать, поэтому он довольно быстро расправился со своей порцией, пока близнец не снизошел до ответа. Все это время, Карамон смотрел исключительно в свою тарелку, поэтому даже вздрогнул, когда услышал голос брата. На моменте упоминания "подружек" он вскинул взгляд и встретился глазами с двумя пронзительными льдинками, изучающими его. Здоровяк даже чуть покраснел от столь пристального разглядывания его персоны. Он также отодвинул от себя опустевшую тарелку, но взгляда от брата при этом не отвел, почувствовав, как в нем вновь всколыхнулся целый океан чувств к этому, казалось бы, невыносимому, искаженному отражению его самого.
- Я просто спросил, Рейст. При чем тут подружки-то? А ты... - он вдруг сам не понял, что на него нашло и откуда в нем, пришибленном сегодняшним скандалом, взялась такая смелость, но он потянулся через весь стол и накрыл своей широкой рукой тонкую длиннопалую кисть близнеца, чуть сжав ее. Он подозревал, что брат сейчас вырвется, но почему-то ему нужно было это прикосновение. Хотя бы на пару секунд. - ... ты всегда был хорош. И только тебе решать, как быть со своими талантами.
Карамон не пытался льстить, не улыбался, а замер, будто ждал чего-то, будто пытался разглядеть что-то в Рейстлине, увидеть что-то важное для себя.

Смотреть в глаза Рейстлина было тяжело, и чем дольше Карамон это делал, тем сложнее было выносить это морально. Хотелось спрятаться, желательно за двойную каменную стену, но юноша стоически держался, хоть и чувствовал, что его лицо всё сильнее пылает.
Он не мог понять, насколько Рейстлин сейчас иронизировал, ведь общение с ним в таком тоне было напрасной тратой сарказма, ибо Карамон чувствовал его так редко, что проще было сказать, что никогда. И все же на подсознательном уровне слова и поведение Рейстлина задевали, скребя по незажившим ранам тупым ножом.
Небольшая передышка, пока близнец встал из-за стола, Карамон невольно посмотрел на свою руку, из которой мягко, но уверенно высвободилась кисть брата. Здоровяк невольно подумал, что в этом жесте был весь Рейст — вечно куда-то ускользающий от него, не дающий последовать за ним на видимые только им тропы.
— Ну, что ты... — начал великан, но понял, что голос у него отчего-то охрип. Он прочистил горло и начал снова, — Ну, что ты такое говоришь, Рейст? Я никогда не считал, что твоя магия зло, и никогда бы не позволил, чтобы кто-то попытался причинить тебе вред. Я волнуюсь за тебя, но это не значит, что я когда-нибудь хотел мешать тебе на твоем пути...
Карамон прервался, чтобы сделать пару глотков из кружки. Питье встревало поперек горла, но юноше не столько хотелось пить, сколько сделать паузу и собраться с силами, и хоть на пару мгновений отдохнуть от тяжелого взгляда брата.
— Даже если я тебе на этом пути не нужен. — снова вскинув взгляд, выпалил Карамон, чувствуя, как обожгло глаза, как несдержимым потоком хлынули слезы, так внезапно, что он даже не успел осознать, что плачет. Он не всхлипывал и не дрожжал, но слезы бежали по лицу и капали на столешницу крупными каплями. Взгляд его при этом отчаянно и почти безумно пылал, но этот огонь мог потухнуть как свеча под сквозняком в долю секунды, настолько шатким было желание жить у Карамона в мире, где он не может быть с братом.

Отредактировано Caramon Majere (2017-04-20 10:38:58)

Карамон только сейчас осознал до конца, что льет слезы в неприличных для его внушительного вида количествах. Резкий вопрос Рейстлина сделал все только хуже, заставив растеряться и предпринять панические испуганные попытки успокоиться, только бы не злить близнеца своим поведением. Вот теперь его начало трясти, он буквально начал задыхаться от всхлипов, судорожно хватая ртом воздух:
— Ре... Ре... Рейст... — выдавил он из себя, отчаянно заикаясь, вдруг почувствовав себя беспомощным ребенком. Шестифутовым ребенком, который мог бы ломать хребты противникам голыми руками. Он еще что-то нечленораздельно промычал, пытаясь вспомнить, как нормально дышать.
Когда брат начал утирать ему слезы, стало полегче. То ли от того, что злость в голосе Рейста сменилась какой-то усталостью, то ли сам этот жест невольно успокаивал. Он почти перестал вздрагивать, но дышал все еще судорожно, периодически давясь всхлипами. И все же, юноша предпринял еще одну попытку заговорить:
— Рейстлин, пожалуйста... не говори мне такого больше... Ч-что у тебя... — пришлось еще немного помолчать, сглатывая горечь, — что у тебя нет брата. Я-я не выдержу... — из последних сил выдохнул он. Карамон не умел преувеличивать, он говорил, как чувствовал, он был уверен, что скажи ему Рейстлин снова те жуткие слова, у него просто сердце остановится, а если нет, то он точно сойдёт с ума от боли. Он, не сильно понимая, что делает, перехватил руку брата с платком своей, мягко развернул тыльной стороной к себе и прижался губами к костяшкам:
— Я люблю тебя, Рейст, — прошептал воин, обжигая кожу своим дыханием. И прежде чем брат снова бы вырвался, здоровяк сам выпустил длиннопалую кисть и опустил голову, чувствуя, как ему страшно сейчас услышать очередную ядовитую порцию недовольств и претензий. Он чувствовал, как морально был вымотан, как нервы сдавали, как подташнивало от чрезмерных переживаний.

Отредактировано Caramon Majere (2017-04-21 01:55:07)

От взгляда и тона Рейстлина даже эмоции Карамона предпочли ретироваться и заткнуться, словно имели собственный разум. Великан молчал и почти не шевелился, будто бы взгляд брата действительно приморозил его к стулу. Но он смотрел, серьёзно, со всей внимательностью, на которую был способен. И он не очень понимал такой расклад вещей, хоть и очень пытался: ну как можно причинять боль, убеждая, что это от того, что ты не безразличен? Тут внутри у здоровяка ёкнуло — он ведь и сам сделал брату больно, хотя безмерно любил его. И все же, Рейстлин не верит ему, не хочет верить. Это было слишком сложно, сложнее, чем треклятая арифметика,  но с Рейстом всегда было именно так. И любить его было сложно, при этом ни разу не желая  врезать за вредность характера. Но Карамона, может и спасала его собственная простота. Он мог не понимать, но был способен принимать. Он выдохнул, как будто бы с облегчением:
— Я вроде как тебя понял, — сказал он, по-детски шмыгнув носом и едва удержавшись, чтобы не чихнуть,  — прости за это вот всё, я и впрямь накрутил себя, а тебе созерцать, как я, здоровый лоб, реву... Спасибо, что объяснил, я слишком глупый, чтобы до меня дошло самостоятельно, — его вдруг снова захватил порыв коснуться руки брата, он даже успел дернуться в его сторону, но в последний момент удержался, опасаясь выбесить Рейста, и понимая, что это уже будет злоупотреблением его терпения, — И ты это вот... что-то зачастил со сравнениями с девками, я что выгляжу так, будто с тобой флиртую? — абсолютно без задней мысли с искренним недоумением поинтересовался Карамон, даже выдавив из себя улыбку, мол "ерунда какая". Хотя в нем теперь и жила упорная уверенность, что с девками покончено, по крайней мере до того дня, пока он не встретит ту, которую захочет вести не на сеновал, а под венец, брату он решил этого не говорить, потому что был уверен, что Рейстлин просто ему в лицо рассмеется. К тому же, брат этого не просил. Он просил лишь не заигрывать при нем. Да и как бы это звучало? "Брат, я бросил женщин ради тебя"? Вот уж точно странное и даже двусмысленное заявление. Или это всё так и есть? Внутри Карамона что-то ёкнуло. Что это было, здоровяк понятия не имел, но это волновало. И даже чуть пугало. Собрав всю свою волю в кулак, он решил пока что проигнорировать этот странный отклик откуда-то из темных закоулков души, которые даже у такого простака, как он, имелись. Слишком много для него на сегодня самокопаний.
— И все же, Рейст... Ты совсем мне не веришь?

Отредактировано Caramon Majere (2017-04-22 06:48:38)

Карамон вжал голову в плечи и даже зажмурился, будто ожидая, что брат его ударит. Да, такой верзила боялся своего тщедушного, хрупкого, как форфоровая статуэтка близнеца, потому что в гневе Рейстлин был бурей с жалящими молниями. Словами он бил страшнее, чем мог бы физически. Жутко было представить, на что Рейст будет способен, когда овладеет магией:
— Нет-нет, Рейст, я просто спросил, как я выгляжу со стороны, про тебя я ничего такого не подумал бы в жизни, — поспешил оправдался Карамон, опасливо приоткрывая глаза. Лицо Рейстлина покраснело, видимо, от гнева, но отчего-то оно вдруг стало выглядеть... Милее что ли? Видимо, потому что так оно смотрелось куда более живым, чем привычная бледная, извечно кривящая губы маска. Карамон сам почувствовал, как вспыхивает, отчасти от того, что брякнул, про флирт, отчасти от того, что упорно его мысли стремились куда-то не туда. И все же, невольно Рейст тут же снова подстегнул его подружками. Неужели ему все еще настолько больно?, А поведение Карамона действительно выглядит вот так?
— Я не специально. Я ни в коем случае не считаю, что ты это... Что с тобой нужно так... Ты совсем не как девушка, короче. Я не думал, что это так выглядит. Ну, как я себя веду с тобой. — выпалил великан, пытаясь лихорадочно сравнивать свое поведение, чувствуя, как что-то в нем снова ёкнуло. Чем бы оно ни было, оно явно кормилось подобными мыслями и неловкостями. Здоровяк даже чуть головой тряхнул, будто надеялся вытрясти это нечто прочь из сознания. Он поспешил отвлечься на последние слова Рейстлина.
— Я бы очень хотел, чтобы ты простил меня, брат, но я понимаю, что это нужно заслужить. И уж тем более будет не правильно, если я просто разжалоблю тебя словами и слезами. — Карамону казалось, что это вообще говорит не он. Все его умозаключения, надуманные за день, вдруг сложились в столь ясную, четкую формулировку, он не тянул слова и не вставлял туда свои простоватые "ну это вот", — Ты прав, говорить можно что угодно, но даже заклинания останутся лишь словами, если не вложить в них силу и сосредоточение, не так ли? И кстати о делах, думаю, твой отвар уже достаточно остыл, чтобы дать его ушастому. Было бы не хорошо за нашими распрями забыть о бедняге.

Его брат вдруг моментально сменил гнев на милость. Хотя нет, это нельзя было назвать "милостью" в полной мере, скорее это была нейтральность. Что ж, все лучше, чем ссоры, напряжения, лёд, яд и слезы. Карамон позволил себе расслабиться, хоть и не чувствовал в полной мере, что очередная головоломка взаимоотношений до конца распуталась или наоборот, сложилась в какую-то четкую картинку. Работы еще предстояло много, для Карамона так точно. Дела, значит, поступки. Что ж, это ведь не трудно? Разве не он защищал Рейста от нападок других детей? Разве не он берег его сон, разве не он хлопотал, как мог, когда близнец заболевал? Разве не пытался угодить тому всю свою жизнь? Что-то из этого наверняка оказывалось неуместным, нелепым и даже угнетающим брата, что-то у Карамона просто не получалось, но разве же он искренне не старался? Что ж, оказывается, Рейстлин даже ценил это, пусть в слух от него было не допроситься порой и простого "спасибо". Что ж за эти дни, Карамон вдруг узнал и осознал так много нового о брате, хотя... Может он всегда это знал? Может это окружающие внушили ему, что Рейст какой-то не такой, что откликается не так, что обходится с ним не верно. В Карамоне вдруг всколыхнулась злость на своих друзей. Да что могли знать Стурм и Танис? Ему самому Рейст доверял не столь многое, а как могут судить его они? К тому же ни у Стурма, ни у полуэльфа не было сестер или братьев. И они смели пытаться ему что-то внушить. "Еще раз Светлый Меч что-то скажет про Рейста, я ему всыплю" — сердито подумал Карамон, даже кулаки сжал. Затем, выдохнул, гоня прочь злобу. Вот только ее не хватало сегодня.
— Я слышал, что животные, которые пожили у человека, часто потом не могут выжить в природе. Как думаешь, это не про нашего? Или все же лучше его оставить? — спросил юноша, желая отвлечься от всех негативных мыслей, в чем зверек очень и очень помогал.

Отредактировано Caramon Majere (2017-04-23 00:11:16)

Мирный тон Рейстлина окончательно позволил Карамону суметь отпустить ситуацию, по-крайней мере, на ближайшее время. Что ж, это явно было к лучшему, в противном случае, здоровяку показалось, что еще немного и он чокнется от того количества противоречивых чувств и эмоций, которые он испытал за эти пару дней. Следовало быть благодарным Рейстлину, который умел затухать так же быстро, как и вспыхивал. Разве что, заявление про "съешь на ужин" было прямо таки возмутительным, богатырь аж молоком подавился. Прокашлявшись, он ответил в след брату, но звучал он мягко:
- Ну уж нет. Питомец - это уже друг, а друзей не едят.
А о друге действительно пора было позаботиться. Больше всего Карамон любил кошек, но и оставить себе кролика был бы рад, учитывая, при каких обстоятельствах они "познакомились". И кто знает, может Рейстлин еще передумает, и покажет хоть разок, хотя бы для него, как зверек оказывается в ящике, который точно пуст. С этими мыслями, юноша пошел в кладовку, где стоял ящик, захватив отвар и ложечку. Кролик, естественно, никуда не делся, сидя в своем импровизированном домике и выедая из соломы разные травинки, которые, по всей видимости, считал съедобными. Карамон невольно улыбнулся, опустившись и сев на колени перед ящиком. Без труда взяв зверька, который продолжал быть на удивление смирным, он сделал всё так, как и объяснил Рейстлин, взяв за загривок. Кролик вполне себе смиренно принимал отвар, будто бы понимал, что так нужно, а может и наоборот - от того, что не понимал ничего вовсе. Карамон же, в свою очередь, даже умудрился практически ничего не пролить. Сам себе дивился, откуда взялась такая сосредоточенность.
Прежде, чем вернуть кролика обратно в ящик, он вдруг вспомнил слова брата о поле и со взглядом философа, не меньше, осмотрел область между задними лапками. У кроликов все было довольно однозначно в этом плане. Хмыкнув, он бережно усадил питомца обратно и вернулся к брату.
- Всё-таки это "он". Как говорится, поздравляю, у нас мальчик, - добродушно пошутил юноша, внезапно, после двух дней душевного раздрая, сумев выдать свою знаменитую улыбку "от уха до уха", - Это, Рейст, а его сразу можно кормить или после отвара подождать?

Карамон чувствовал, что постепенно "оживает", чувствуя, как их отношения вернулись в более-менее нормальное русло. Нормальное для них, пусть не для окружающих. Так что всем этим указкам и распоряжениям Рейстлина он был только рад, и даже обвинения в недалекости звучали для него по-домашнему привычно. Ведь так всегда и было, что из них двоих умный - Рейст.
- Ну, я и не приплетаю, но мы ведь решили пока, что остаемся вместе, - юноша пожал плечищами, удаляясь на кухню. Вынужден, а то как же. Он чувствовал, что Рейстлин помог зверьку искренне, а не просто потому что его ему подсунули. Так было всегда, как бы младший не скрывал и не прикидывался "вынужденным помогать". Найдя салат, он вернулся к новоиспеченному питомцу и положил тому в ящик, с минуту понаблюдав, как грызун принялся забавно уплетать листья. Кролик определенно действовал на здоровяка положительно, и он задумался, что хорошо бы дать малышу имя. Правда, пока ничего подходящего в голову не приходило, так что Карамон решил, что решит попозже.
Затем, он сходил во двор за дровами, без труда захватив большую охапку, как он обычно и делал, используя свои физические возможности по-максимуму. Вернувшись в дом, он разложил бревна по поленницам на кухне и около камина:
- Развести огонь, Рейст?

Отредактировано Caramon Majere (2017-05-04 23:25:52)

Карамон чуть зарделся на оклик, понимая, что шума от него снова получилось, как от дракона в посудной лавке. Юноша присел на корточки, поправляя перекосившиеся поленья, чтобы не торчали как попало. На ряд обличающих его несообразительность вопросов, он вновь неопределенно пожал плечами, не задумываясь о том, видит ли Рейстлин этот жест, или снова уже полностью увлекся чтением. Он тоже не чувствовал нужды в обогреве, просто давно обратил внимание, что брат любил сидеть у огня, да и к тому же, кто знает, когда этому худому хрупкому телу вдруг станет зябко?
Закончив возню с дровами, здоровяк уже было хотел подняться и придумать себе еще какое-нибудь занятие, но вдруг, повинуясь какой-то необъяснимой нужде, наоборот, уселся на полу, бездумно смотря в пустой очаг. Получилось так, что он сидел практически в ногах у близнеца, тот бы мог дотронуться его, просто вытянув руку, и чуть подавшись вперед. В доме, внезапно снова стало столь тихо, а звуки ночной Утехи будто бы перешли на шепот, совсем так, как было днем, прежде, чем Карамон ушел на озеро. Он не знал, как объяснить это, ему просто хотелось побыть подле брата, при этом, не желая ему помешать. Пусть читает, пусть молчит, а он, Карамон, тоже будет вести себя тихонечко, только бы не прогонял.

Карамон ни о чем особо не думал. Скорее, пытался отдохнуть от того хаоса и мыслей, что атаковали его за сегодняшней день. Какая-то глупая детская считалочка засела в мозгу, и теперь бесконечно повторялась, но великан сдерживался, чтобы не начать напевать себе под нос. Да и отлично. Хотя бы отвлекает от Рейстлина, от этих странных, сложных, непонятых законов любви, когда если на тебя злятся, значит любят, когда сторонятся твоих поступков, но стоит попытаться высказать словами, так требуют заткнуться и что-то делать. Ну, вот, считалочка испугалась и замолкла, Карамон вновь почувствовал себя тяжело и паршиво. Еще и Рейстлин вновь придумал, за что его отчитать.
- Тут просто не так жарко, как это... как наверху. - он выдал отговорку, которая получилась на удивление естественно. Видимо, потому что он сам толком не знал, зачем он здесь расселся, и сам верил в то, что на полу просто сквозит, вот ему и сидится. Он повернул голову на близнеца, привычно шипевшего, словно извечно разозленная змейка. Тот тер ладонь, как-то уж больно сердито, вот только не понятно, злится ли он снова на него, Карамона, или на пламя, посмевшее обжечь нежную кожу.
- Сильно обжегся? - привычным заботливым тоном поинтересовался старший, при этом кинув на свечу такой взгляд, будто та на самом деле была Стурмом, которому Маджере мысленно пообещал всыпать, если тот еще раз пристанет с проповедью о том, какой же младший "плохой человек". Карамон даже не заметил, как оказался на ногах, еще не зная, толком, что будет делать дальше, ведь если Рейст обжегся сильно, значит ему, возможно, надо помочь, а если нет, то что ж, ему, можно сказать, разрешили посидеть рядом и не на полу.